Не все ли равно как верить?

Как ни странно, навсегда в истории человечества остается то, что выходит за ее рамки: духовный подвиг и духовные катастрофы. Имя Понтия Пилата никто не помнил бы, не окажись оно связано с именем Плотника из Назарета. С кем вела войны Индия времен Будды Гаутамы? Что за экономические реформы проводил Китай во времена Конфуция? Что думал о своей жизни – а не о своей смерти – фараон Хеопс? В истории остаются духовные прорывы, когда та или иная культура обретает более высокий уровень духовных ценностей, и катастрофы, когда народ меняет основную тему своей жизни и начинает примерять к себе другие, более низкие стандарты.

Одна духовная катастрофа в России уже произошла в начале ХХ века. Другая — совершается на наших глазах. В современном прогрессивном обществе очень часто приходится слышать, что вера – это личное дело каждого человека, что Бог один, а пути к нему разные и у каждого при этом свой. В сознании людей буквально торжествует религиозный «идеал наоборот» — некая эклектическая вера, то есть смесь из самых разных воззрений, нередко даже взаимоисключающих. В эту смесь зачастую добавляются грубейшие суеверия, полученные «в дар» от популярной гадалки или экстрасенса, а те, кто читает кроме газет и журналов еще кое-какую литературу, могут украсить полученный «винегрет» еще и «пучком ароматических трав», набранных из кришнаитства, учений Рериха, Блаватской и их многочисленных последователей.  Святитель Феофан Затворник говорил: «Что ни голова, то своя вера». Вновь самой массовой религией человечества становится язычество, «плавно переходящее» в оккультизм.

На первый взгляд, действительно, кажется: во что веришь – неважно. Достаточно лишь знать, что есть Бог. Мы живем, вселенная наполнена галактиками, горит Солнце, растет трава – и всюду Бог, а остальное – плод человеческой фантазии. И неважно, как верить, во что верить. Мир воспринимается как бесконечная сокровищница волшебных чудес и тайных знаков.

Но интересное дело. Стоит только такому верующему универсалу столкнуться с религиозной верой, с верой как институтом – он ее сразу же начинает презирать, ему становится не все равно. Он принимает боксерскую стойку: ах вы, примитивные клерикалы, как вы смели присвоить Бога себе! И оказывается, что человек не желает видеть Его глазами православных, мусульман, иудеев и т.п. И, проповедуя «всеобщего Бога», он оказывается вовсе не универсалистом, потому что постоянно отвергает Бога Евангелия, Корана, Торы…

Сегодня люди готовы усваивать любые «новые веяния» — процветает некий духовный ширпотреб, никак не рассчитанный на критическое мышление. Растет число потребителей «быстрорастворимой нирваны»: наскоро усвоить две-три позы йоги, прочесть пару сомнительных брошюрок – вот и готово «новое мировоззрение». При этом не отдают себе отчета, какие это может повлечь за собой последствия; не возникает никакого чувства ответственности – ни перед собой, ни перед близкими. Подобной некритичностью и безответственностью и пользуются различные оккультные организации, секты и «предприниматели» по изучению божественного слова.

Прививка эклектической «религии» идет тем более успешно, что современные СМИ не ограничены ни пространством, ни культурными барьерами, ни профессиональной совестью: телевидение развлекает нас «битвой экстрасенсов», реклама «мастеров таро» обещает мановением «волшебной палочки» настроить нам разлаженную жизнь, астрологи предсказывают будущее человечества. На книжных прилавках на одну книгу о православии приходится не менее двадцати книг-пособий по оккультизму (это не считая художественной литературы — мистических романов).

И вот, что особенно настораживает, всеверие и многоверие становятся уже не просто фактом чьего-либо частного сознания — эта путаница в головах официально приветствуется (особенно в западных странах) как «широта взглядов», «плюрализм» и прямо навязывается в качестве обязательного мировоззрения современного «культурного» человека. Исключительное отнесение себя, например, к христианской конфессии, как было сказано выше, нередко объявляется «узким фанатизмом». Все чаще слышатся восхваления экуменизма как «всеобщей» религии. При этом мы как-то не задумываемся о том, что обязательный плюрализм ничем не отличается по своей сути от обязательного единомыслия.

Английский мыслитель Гилберт Честертон однажды подметил, что вопреки убеждению о единстве всех верований в своей духовной глубине и небольшом различии лишь в своих обрядах, религии, напротив, чрезвычайно похожи в своих обрядах и разительно не похожи в основах своих вероучений. Ведь коленопреклонения, возжигание ладана, посты, религиозные процессии, храмы и праздники в той или иной форме есть везде.

Да, в каждой религиозной системе есть вера в высшую силу, но у этой высшей силы слишком разные обличья, чтобы можно было успокоиться. Ведь человек уподобляется именно тому, во что он верит! Если он исповедует культ богини Кали, то покоряется страшной красоте плотоядного существа, которое требует человеческих жизней, он становится жрецом-душителем людей. Что здесь общего с представлением христиан о Боге? Может, совесть устроена по-разному?

Ведь человеку совестно не беспричинно! Совесть – словно радиопередатчик, а источник сигнала – тот, в кого ты веришь. Нацист, уверенный в том, что арийцы – сверхлюди, а инородцы – нелюди, может искренне мучиться совестью за грубое слово в адрес своего партайгеноссе. И при этом спокойно отправлять в газовую камеру «евреев» и «коммунистов» (независимо от пола и возраста). Почему же совесть молчит? Потому что «на другом конце провода» – не Христос, а фюрер. Если мы признаем единство Того и другого, это будет даже абсурднее, чем утверждение, что Нельсон Мандела и махатма Ганди одно и то же, поскольку оба были политиками.

Сказать, что боги, которым люди поклоняются, едины – значит признать, что совершенно все равно, кто перед глазами человека – существо, жаждущее крови, или Мученик, проливший за нас Свою Кровь на кресте. Согласитесь, чтобы с этим смириться, нужно что-то в себе сломать.

Эта истина, если здраво посмотреть на нее, должна быть понятна каждому, когда дело касается самого человека. Мы ведь всегда недовольны, когда о нас говорят неправду. «Это ложь, я же не такой!» И в обычной жизни это явление распространенное. Ведь существуют исторические личности, о которых пишутся книги, издаются мемуары; каждому хочется знать историческую истину, что же это был за человек на самом деле, что он из себя представлял. Эти вопросы везде постоянно присутствуют, и их стараются разрешить. Проходят годы, и выясняется, что некоторые личности были совершенно иными, и то, что писали о них раньше, — ложь.

Одним словом, мы хотим знать истину о каждом человеке. И о нас самих, как мы считаем, должно быть правильное мнение. Хотя, что касается нас, то это вопрос более сложный, потому что нам всегда хочется, чтобы о нас говорили хорошо. Мы, к несчастью, не всегда бываем такими, но нам хочется выглядеть положительными.

Или, например, когда мы стараемся человеку, нами уважаемому, чем-то угодить, то мы стараемся узнать, что его интересует, что ему по сердцу. И стараемся найти это для него. Но представьте себе: если подарить человеку то, что ему очень не нравится, как он к этому отнесется? «Может, — подумает, — смеются надо мной?»

Получается, вопрос, касающийся земной (временной) жизни людей, важен. Вопрос же, касающийся Бога, — вневременной, а потому в высшей степени важен, и, следовательно, истинная вера как раз и является самым главным, к чему человек должен стремиться.

Когда принимаешь эту истину, то приходится и что-то делать, трудиться над собой. Вот от этого люди и убегают, мало кто хочет потрудиться. И поэтому совсем не возвышенные, а довольно примитивные мотивы у этого множества верований: не нужно поститься, не нужно стоять и еще много чего делать не нужно. Лень стала главным препятствием в жизни современного человека на пути к Богу. Одним словом, чем больше «не нужно» и чем больше «можно», тем скорее люди и принимают эти верования.

Из века в век оказывалось, что из мира Истинной религии, культуры есть только одна дверь – назад в язычество. На этой двери могут меняться вывески и орнаменты, она может быть обита очень разными цитатами (она может даже называться «материализмом»). Но за ней человек найдет не простор небес, а все ту же душную и истоптанную прихожую, в которой для человека как раз и нет места…

(63)